ПОРТРЕТ «КАДАМ» 3
ЖИБЕК КАРАКЕЕВА
ХОЧУ = ВИЖУ = ЛЮБЛЮ
ПОРТРЕТ «КАДАМ» 3
ЖИБЕК КАРАКЕЕВА
ХОЧУ = ВИЖУ = ЛЮБЛЮ
Наведите мышку на кыргызские части текста — всплывёт перевод.
Жибек — феноменальная пресс-секретарша «Тазалык». Звучит как одно из мириад прилагательных восхищений, громкость которых в нашей среде от избыточного и невпопадошного использования уже не различается, и тем самым равняет ценность описываемого с ничем. Настолько сладко, что пресно. Настолько громоздко, что невидимо.
Случай Жибек требует подбора слов лаборантским методом — где-то прямым наступлением («феномен»), где-то кружением вокруг подробностей. Последнее — приём самой Жибек.
Случай Жибек требует подбора слов лаборантским методом — где-то прямым наступлением («феномен»), где-то кружением вокруг подробностей. Последнее — приём самой Жибек.
«Тазалык» — это «Чистота». Жибек проработала в службе с 2017-го по 2021-й
Жибек — феноменальная пресс-секретарша «Тазалык». Звучит как одно из мириад прилагательных восхищений, громкость которых в нашей среде от избыточного и невпопадошного использования уже не различается, и тем самым равняет ценность описываемого с ничем. Настолько сладко, что пресно. Настолько громоздко, что невидимо.
Случай Жибек требует подбора слов лаборантским методом — где-то прямым наступлением («феномен»), где-то кружением вокруг подробностей. Последнее — приём самой Жибек.
Случай Жибек требует подбора слов лаборантским методом — где-то прямым наступлением («феномен»), где-то кружением вокруг подробностей. Последнее — приём самой Жибек.
«Тазалык» — это «Чистота». Жибек проработала в службе с 2017-го по 2021-й
Если вы открыли эту страницу, стоя на улице перед портретом из крышек, сохраните себе её. Так вы сможете прочитать очерк целиком в комфортных для себя условиях, рахмат.
Если вы открыли эту страницу, стоя на улице перед портретом из крышек, сохраните себе её. Так вы сможете прочитать текст целиком в комфортных для себя условиях, рахмат.
Кажется, она в курсе лишь о части эффекта, который произвела в Бишкеке. Эффект этот двухвекторный, мотив у него один. Простой, как сама данность. На Жибек хотят походить и предпринимают предприятия пятка-в-пятку, навскидку прикидывая, что русло её стратегии — «сделать нечто милое». Археология метода Жибек приведёт к недрам, пролегающим чуть ниже милого. Ниже — в том смысле, что глубже.
Жибек на иллюстрации кыргызской художницы Татьяны Зеленской.
Жибек на иллюстрации кыргызской художницы Татьяны Зеленской.
Что сделала Жибек сырт жагында? Проявку муниципальной службы по очистке города. Допустимо сказать, что из негатива. Или небытия. То, в чём привычно видеть фон (то есть, не видеть в принципе) — дворники, листья, арыки — в драматургии Жибек перевоплотились в фигуры. В субъекты.
То есть, зажил — зашевелился и заголосил — целый мир, ранее «технический», «металлический», «функциональный». Кровь — в вену, намерение — в образ, повод — в провод. Обёртывая уже текущий десятилетиями труд в акценты, расставив в нём знаки препинания, Жибек создала впечатление: от людей к людям, людя́ми для людей.
Что сделала Жибек сырт жагында? Проявку муниципальной службы по очистке города. Допустимо сказать, что из негатива. Или небытия. То, в чём привычно видеть фон (то есть, не видеть в принципе) — дворники, листья, арыки — в драматургии Жибек перевоплотились в фигуры. В субъекты.
То есть, зажил — зашевелился и заголосил — целый мир, ранее «технический», «металлический», «функциональный». Кровь — в вену, намерение — в образ, повод — в провод. Обёртывая уже текущий десятилетиями труд в акценты, расставив в нём знаки препинания, Жибек создала впечатление: от людей к людям, людя́ми для людей.
Во внешней стороне
Жакшы көрүү — Видеть хорошо, в хорошем свете, или Любить.
Что случилось ич жагында? Жибек прошла глубже и в обратную сторону — внутрь наблюдавших за ренессансом «Тазалыка» горожан, которые забыли, а то и не знали вовсе, что их могут видеть. Видеть, Слышать, Воспринимать. И Отвечать.
Обстановок, в которых с «населением» считаются, не то чтобы много. Когда складывается иное, это бросается в глаза и сердца — единый кыргызский орган, ещё не захлопнувшийся окончательно.
Обстановок, в которых с «населением» считаются, не то чтобы много. Когда складывается иное, это бросается в глаза и сердца — единый кыргызский орган, ещё не захлопнувшийся окончательно.
Жакшы көрүү — Видеть хорошо, в хорошем свете, или Любить.
Что случилось ич жагында? Жибек прошла глубже и в обратную сторону — внутрь наблюдавших за ренессансом «Тазалыка» горожан, которые забыли, а то и не знали вовсе, что их могут видеть. Видеть, Слышать, Воспринимать. И Отвечать.
Обстановок, в которых с «населением» считаются, не то чтобы много. Когда складывается иное, это бросается в глаза и сердца — единый кыргызский орган, ещё не захлопнувшийся окончательно.
Обстановок, в которых с «населением» считаются, не то чтобы много. Когда складывается иное, это бросается в глаза и сердца — единый кыргызский орган, ещё не захлопнувшийся окончательно.
Во внутренней стороне
Они делали то, что я хочу. Как я вижу.
Они делали то, что я хочу. Как я вижу.
Жакшы көрүү — Видеть хорошо, в хорошем свете, или Любить. Противоположность этому чувству отражена в языках зеркально — Ненавидеть и Жаман көрүү. Буквально копаясь в мусоре, Жибек переизобрела любовь. Открыла для Бишкека то, что он где-то по дороге выронил/выбросил из себя как ненужность, и не заметил. Сделала новостью древний, неисчерпаемый и, да, теперь самый дефицитный в нашей среде материал.
Финиш каждой из её публикаций в социальных се́тях был проштрихован красной лентой: «С любовью, ваш Тазалык». Избитое до испарения послание в строках Жибек не только не фальшивило, но и вовсе оборачивало не замечаемые когда-то действия в дар. Бантик завязывался.
С никакими финансированиями. Лишь собственным наполнением.
Поверьте на слово.
продолжение следует ниже
Финиш каждой из её публикаций в социальных се́тях был проштрихован красной лентой: «С любовью, ваш Тазалык». Избитое до испарения послание в строках Жибек не только не фальшивило, но и вовсе оборачивало не замечаемые когда-то действия в дар. Бантик завязывался.
С никакими финансированиями. Лишь собственным наполнением.
Поверьте на слово.
продолжение следует ниже
читайте также
о других бишкекских героинях и героях проекта «кадам»
Аваз Момуналиев
Байке был здесь
Байке был здесь
Айнура Исаева
Давай ко мне под зонт
Давай ко мне под зонт
УЛАН ДЖАПАРОВ
ДУХ В ЖАНРЕ ПЕРИФЕРИИ
ДУХ В ЖАНРЕ ПЕРИФЕРИИ
La vie en rose — Жизнь в розовом цвете
Французское выражение с транскрипцией на кириллице
И
Розовый кафель оттенка «маршмеллоу» подмигивает мне своей глазурной поверхностью. Определенно, в нем есть сущность. Чехословацкая плитка из 80-х покрывает кухню Жибек всплошную. Вдоль жана поперёк, везде менен всюду. Отделки избежал разве что пол (туда взгляду не упасть, он общается с глазурью). Похоже, мы внутри ларца. С минуты на минуту должно произойти что-нибудь кондитерское, сам воздух требует этого к себе.
«Мы будто в шкатулке, да?» — одновременно с улыбкой Жибек на глазах расцветает пакетик «Гринфилд», она тихо протягивает его в тяжеловесном кесе «Кыргыз ССРнын 50 жылдыгы». Каждый раз как в первый она охотливо поддерживает одно и то же изумление по своей кухне, которая служит коридором к её характеру. Одной из его стен.
С
«50 лет Кыргызской ССР»
У Жибек всегда был свой мир. И свои представления о нём. В этом мире не было других людей. «Особо», — свои монологи Жибек обрамляет репликами в одно-два слова спустя очаровательные своей выдержанностью паузы. Это молчание важно, услушав, не перебить. В нём зреют главные тезисы:
«Мне не нужны были соседские девочки с "Барби". Мне другие люди не нужны были вообще».
«Мне не нужны были соседские девочки с "Барби". Мне другие люди не нужны были вообще».
У Жибек всегда был свой мир. И свои представления о нём. В этом мире не было других людей. «Особо», — свои монологи Жибек обрамляет репликами в одно-два слова спустя очаровательные своей выдержанностью паузы. Это молчание важно, услушав, не перебить. В нём зреют главные тезисы:
«Мне не нужны были соседские девочки с "Барби". Мне другие люди не нужны были вообще».
«Мне не нужны были соседские девочки с "Барби". Мне другие люди не нужны были вообще».
Набор миниатюрных «мишечек» стоил 40 сомов. В детстве Жибек это сопоставлялось нынешним четырем тысячам — непозволительный для узкого кармана родителей расход. Настойчивость девочки, которая продолжала направлять указательный палец на витрину: «Очень хочу, мне очень нужно», взяла своё. «Ну, если ты очень хочешь...», — ключевой для становления Жибек отец не отказывал с порога, а чутко и серьезно отзывался на импульсы дочери. Взяв в руки купленный набор, Жибек ушла:
— Мама открывала дверь в зал, я просила не заходить. Складывалась в шесть — мишка же маленький такой — и полностью погружалась. Они у меня друг с другом разговаривали. Ходили вместе в магазин, на учёбу, работу. Ели мороженое. Катались на мотоцикле, потом на машине. Я их сажала на маленькую качельку, они качались.
Жибек откладывает в сторону вытянутого до жирафа кота с импозантными усами (представьте чрезвычайно длинную мягкую игрушку, прижатую к животу как доспех). Это обыкновенное дело для Жибек — смущаться телом, когда речь о ней и о ней. Сейчас её увлекли воспоминания, и она, забывшись, принимается за то, что умеет дальше всего: иллюстрировать через мелочи.
Вот она вгибается в позу — среднюю между переосмыслением «собаки мордой вниз» и Алисой, рассматривающей вход в Кроличью нору. Поднимая из Страны чудес голову, Жибек находит мой взгляд и, не разделяясь с ним, тем самым указательным (теперь с шеллаком на ногте) вычерчивает в воздухе размер своих «мишечек» — полушарие грецкого орешка — затем движение взад-вперёд. Я начинаю видеть качели.
«Это было так», — еле запарив дыхание, Жибек пружиной возвращается в исходное вертикальное. Погодя чарующую паузу.
Вот она вгибается в позу — среднюю между переосмыслением «собаки мордой вниз» и Алисой, рассматривающей вход в Кроличью нору. Поднимая из Страны чудес голову, Жибек находит мой взгляд и, не разделяясь с ним, тем самым указательным (теперь с шеллаком на ногте) вычерчивает в воздухе размер своих «мишечек» — полушарие грецкого орешка — затем движение взад-вперёд. Я начинаю видеть качели.
«Это было так», — еле запарив дыхание, Жибек пружиной возвращается в исходное вертикальное. Погодя чарующую паузу.
Жибек откладывает в сторону вытянутого до жирафа кота с импозантными усами (представьте чрезвычайно длинную мягкую игрушку, прижатую к животу как доспех). Это обыкновенное дело для Жибек — смущаться телом, когда речь о ней и о ней. Сейчас её увлекли воспоминания, и она, забывшись, принимается за то, что умеет дальше всего: иллюстрировать через мелочи.
Вот она вгибается в позу — среднюю между переосмыслением «собаки мордой вниз» и Алисой, рассматривающей вход в Кроличью нору. Поднимая из Страны чудес голову, Жибек находит мой взгляд и, не разделяясь с ним, тем самым указательным (теперь с шеллаком на ногте) вычерчивает в воздухе размер своих «мишечек» — полушарие грецкого орешка — затем движение взад-вперёд. Я начинаю видеть качели.
«Это было так», — еле запарив дыхание, Жибек пружиной возвращается в исходное вертикальное. Погодя чарующую паузу.
Вот она вгибается в позу — среднюю между переосмыслением «собаки мордой вниз» и Алисой, рассматривающей вход в Кроличью нору. Поднимая из Страны чудес голову, Жибек находит мой взгляд и, не разделяясь с ним, тем самым указательным (теперь с шеллаком на ногте) вычерчивает в воздухе размер своих «мишечек» — полушарие грецкого орешка — затем движение взад-вперёд. Я начинаю видеть качели.
«Это было так», — еле запарив дыхание, Жибек пружиной возвращается в исходное вертикальное. Погодя чарующую паузу.
Семейный фотоархив. Если не видите Жибек сразу, ориентируйтесь на самую миниатюрную фигуру на каждом из фото.
Кроме того, на одном из фото можно увидеть тот самый розовый кафель.
Кроме того, на одном из фото можно увидеть тот самый розовый кафель.
— Я любила с маленькими детальками играть. Я придумывала за мишек то, что они будут говорить. Я от этого кайфовала. Мне больше ничего не нужно было. Они делали то, что я хочу. Как я вижу.
И в работе тоже так. То же самое. Только мишки были побольше. Это были уже рабочие, дворники, грузчики.
Если я вижу, что дворник должен сделать сердечко из листьев и встать рядом, и это будет классно — я это чувствовала — значит так нужно было сделать. Я видела, какое должно быть сердечко. Внутри должны были быть красные листья, потом — жёлтые, снаружи — оранжевые. Всё это объёмно. И он стоит с метлой, а сзади у него: «Тазалык».
И в работе тоже так. То же самое. Только мишки были побольше. Это были уже рабочие, дворники, грузчики.
Если я вижу, что дворник должен сделать сердечко из листьев и встать рядом, и это будет классно — я это чувствовала — значит так нужно было сделать. Я видела, какое должно быть сердечко. Внутри должны были быть красные листья, потом — жёлтые, снаружи — оранжевые. Всё это объёмно. И он стоит с метлой, а сзади у него: «Тазалык».
Сделала. И всё, это уже новость. Везде разлетелось. И это подарок. Это же улыбает? Мне казалось, это мило. Ну, это мило!
Потом звонили из мэрии: почему ты сначала нам не скинула, почему выкладываешь на своей странице, а не на общей? Я не люблю говорить прямо: «Не буду вас слушаться». Я просто улыбалась.
Я неудобная в плане подчинения. Потому что у меня есть свой мир. И он из детства. Он у меня в голове такой.
Потом звонили из мэрии: почему ты сначала нам не скинула, почему выкладываешь на своей странице, а не на общей? Я не люблю говорить прямо: «Не буду вас слушаться». Я просто улыбалась.
Я неудобная в плане подчинения. Потому что у меня есть свой мир. И он из детства. Он у меня в голове такой.
Сердечко — новость. «Мишечка» — ретроспектива.
внутренний «Шестой»
внутренний «Шестой»
Ореховая, Берёзовая рощи.
«Благодать».
Кириешки, лимонад, стадион.
Мир начался в 6-м микрорайоне. Здесь же он и закончился. Листья для того «сердечка» и то были отобраны в арыке «Шестого» — в «центре» таких пышных не водится. Жибек положила их в пакет и поехала.
Словно в древности, когда люди были ранними, то есть, детьми, и воспринимали лишь освоенную часть Земли — ойкумену — карта мира Жибек простиралась исключительно внутри «Шестого». Родилась, росла, училась, гуляла. Переезжала отсюда сюда — из 6-го в 6-й. Подруги только из 6-го (они были; вдруг вы решили, что совсем нет).
«Благодать».
Кириешки, лимонад, стадион.
Мир начался в 6-м микрорайоне. Здесь же он и закончился. Листья для того «сердечка» и то были отобраны в арыке «Шестого» — в «центре» таких пышных не водится. Жибек положила их в пакет и поехала.
Словно в древности, когда люди были ранними, то есть, детьми, и воспринимали лишь освоенную часть Земли — ойкумену — карта мира Жибек простиралась исключительно внутри «Шестого». Родилась, росла, училась, гуляла. Переезжала отсюда сюда — из 6-го в 6-й. Подруги только из 6-го (они были; вдруг вы решили, что совсем нет).
Легендарное для бишкекских «микрошей» кафе в 6-м
— Я всегда жила в 6-м. Я не знаю, каково жить не в 6-м. Я была невыездной.
Особо.
Особо.
— Я всегда жила в 6-м. Я не знаю, каково жить не в 6-м. Я была невыездной.
Особо.
Особо.
Поступив после школы (которая известно где) в «Славянский», Жибек впервые покинула пределы 6-го. В одиночку. Бишкек показался огромным. Прежде расстояние до соседнего Ортосайского казалось путешествием «Из — В», а тут — полноценное испытание. И если путь Туда — до «Илбирса», где шли пары — был освоен без усложнений, то направление Обратно далось через открытия.
Жибек не подозревала: нужно перейти дорогу, чтобы вернуться к себе в 6-й. Маршрутка сделает круг и привезёт её домой — эта гипотеза не оправдалась ни разу.
Жибек не подозревала: нужно перейти дорогу, чтобы вернуться к себе в 6-й. Маршрутка сделает круг и привезёт её домой — эта гипотеза не оправдалась ни разу.
Те, кто внимательно бывал в 6-м микрорайоне (микро так микро), прищуриваясь к нему и к себе в нём, могут прикинуть силу влияния этого оазиса на человека даже за время короткого визита. Выделяется он не только от Бишкека целого, но и в ряду «микрошей», обособленных от прочего города вуалью «своей жизни», неизвестно на чём и на чё крепящейся.
Не зря говорят: «Верха». «Верха» у нас на юге. Бишкек — он вверх тормашками. Если так посмотреть. Магическое мышление нам прописано промеж обстоятельств.
Не зря говорят: «Верха». «Верха» у нас на юге. Бишкек — он вверх тормашками. Если так посмотреть. Магическое мышление нам прописано промеж обстоятельств.
Поступив после школы (которая известно где) в «Славянский», Жибек впервые покинула пределы 6-го. В одиночку. Бишкек показался огромным. Прежде расстояние до соседнего Ортосайского казалось путешествием «Из — В», а тут — полноценное испытание. И если путь Туда — до «Илбирса», где шли пары — был освоен без усложнений, то направление Обратно далось через открытия.
Жибек не подозревала: нужно перейти дорогу, чтобы вернуться к себе в 6-й. Маршрутка сделает круг и привезёт её домой — эта гипотеза не оправдалась ни разу.
Жибек не подозревала: нужно перейти дорогу, чтобы вернуться к себе в 6-й. Маршрутка сделает круг и привезёт её домой — эта гипотеза не оправдалась ни разу.
Те, кто внимательно бывал в 6-м микрорайоне (микро так микро), прищуриваясь к нему и к себе в нём, могут прикинуть силу влияния этого оазиса на человека даже за время короткого визита. Выделяется он не только от Бишкека целого, но и в ряду «микрошей», обособленных от прочего города вуалью «своей жизни», неизвестно на чём и на чё крепящейся.
Не зря говорят: «Верха». «Верха» у нас на юге. Бишкек — он вверх тормашками. Если так посмотреть. Магическое мышление нам прописано промеж обстоятельств.
Не зря говорят: «Верха». «Верха» у нас на юге. Бишкек — он вверх тормашками. Если так посмотреть. Магическое мышление нам прописано промеж обстоятельств.
И если розовая кухня-шкатулка служит первой границей мира Жибек, то 6-й микрорайон — следующей, зелёной. Его, «Шестой», ещё предстоит отдельно воспеть. Может, на это пойдёт наша героиня, от личности которой мы не отъехали, а, наоборот, стремительно подъезжаем к внутреннему дому через физический.
Застенчивость первого подпитывалась отчужденностью второго, и для прямой логики это одно из нескольких противоречий в явлении Жибек — как её сверхинтроверсия вынеслась в экстрапубличность, как микрорайон стал макрочувством, как Внутренний «Шестой» стал ойкуменой для всех «жителей», как закрытый человек сблизила всех со всеми — наладила связи, за которые не берутся.
Застенчивость первого подпитывалась отчужденностью второго, и для прямой логики это одно из нескольких противоречий в явлении Жибек — как её сверхинтроверсия вынеслась в экстрапубличность, как микрорайон стал макрочувством, как Внутренний «Шестой» стал ойкуменой для всех «жителей», как закрытый человек сблизила всех со всеми — наладила связи, за которые не берутся.
И если розовая кухня-шкатулка служит первой границей мира Жибек, то 6-й микрорайон — следующей, зелёной. Его, «Шестой», ещё предстоит отдельно воспеть. Может, на это пойдёт наша героиня, от личности которой мы не отъехали, а, наоборот, стремительно подъезжаем к внутреннему дому через физический.
Застенчивость первого подпитывалась отчужденностью второго, и для прямой логики это одно из нескольких противоречий в явлении Жибек — как её сверхинтроверсия вынеслась в экстрапубличность, как микрорайон стал макрочувством, как Внутренний «Шестой» стал ойкуменой для всех «жителей», как закрытый человек сблизила всех со всеми — наладила связи, за которые не берутся.
Застенчивость первого подпитывалась отчужденностью второго, и для прямой логики это одно из нескольких противоречий в явлении Жибек — как её сверхинтроверсия вынеслась в экстрапубличность, как микрорайон стал макрочувством, как Внутренний «Шестой» стал ойкуменой для всех «жителей», как закрытый человек сблизила всех со всеми — наладила связи, за которые не берутся.
«Жителями» Жибек называет бишкекчан
Я любила с маленькими детальками играть.
Я любила с маленькими детальками играть.
— Я с детства была стеснительной. И воспитывалась, как обычно в кыргызских семьях: «Жөн отур. Тынч. Секирбе. Каяка баратасың? Чуркаба. Жөн. Тийбе. Кармаба. Сеники эмес».
Я боялась что-то купить в магазине до 4-го класса. Не могла сама взять сосиску в тесте, потому что как будто бы будут смеяться надо мной, ты представляешь? Мы договорились с двоюродной сестрой старшей, что встречаемся на большой перемене в буфете. Она наклоняется ко мне, спрашивает, что хочу. Я шепчу про пирожок и протягиваю свои 5 сомов. Она покупает за меня, возвращает сдачу, и всё хорошо. А потом сестра окончила начальную школу, и я такая:
«Чёрт. Как я буду есть?».
Я боялась что-то купить в магазине до 4-го класса. Не могла сама взять сосиску в тесте, потому что как будто бы будут смеяться надо мной, ты представляешь? Мы договорились с двоюродной сестрой старшей, что встречаемся на большой перемене в буфете. Она наклоняется ко мне, спрашивает, что хочу. Я шепчу про пирожок и протягиваю свои 5 сомов. Она покупает за меня, возвращает сдачу, и всё хорошо. А потом сестра окончила начальную школу, и я такая:
«Чёрт. Как я буду есть?».
— Я с детства была стеснительной. И воспитывалась, как обычно в кыргызских семьях: «Жөн отур. Тынч. Секирбе. Каяка баратасың? Чуркаба. Жөн. Тийбе. Кармаба. Сеники эмес».
Я боялась что-то купить в магазине до 4-го класса. Не могла сама взять сосиску в тесте, потому что как будто бы будут смеяться надо мной, ты представляешь? Мы договорились с двоюродной сестрой старшей, что встречаемся на большой перемене в буфете. Она наклоняется ко мне, спрашивает, что хочу. Я шепчу про пирожок и протягиваю свои 5 сомов. Она покупает за меня, возвращает сдачу, и всё хорошо. А потом сестра окончила начальную школу, и я такая:
«Чёрт. Как я буду есть?».
Я боялась что-то купить в магазине до 4-го класса. Не могла сама взять сосиску в тесте, потому что как будто бы будут смеяться надо мной, ты представляешь? Мы договорились с двоюродной сестрой старшей, что встречаемся на большой перемене в буфете. Она наклоняется ко мне, спрашивает, что хочу. Я шепчу про пирожок и протягиваю свои 5 сомов. Она покупает за меня, возвращает сдачу, и всё хорошо. А потом сестра окончила начальную школу, и я такая:
«Чёрт. Как я буду есть?».
«Сиди ровно. Тихо. Не прыгай. Куда идёшь? Не бегай. Смирно. Не трогай. Не трожь. Не твоё».
«Мама сохранила все поделки и рисунки, оказывается».
Папа говорил: «Вот тебе 100 сомов, купи мне газету, сдачу оставь себе». Тогда это же большие деньги, и я такая: «Блин, 100 сомов... У меня будет целых 100 сомов». Но нужно же выйти на улицу, купить эту «Комсомолку». И вот это столкновение внутри (медленно подводит сжатые кулаки лицом друг к другу) заканчивалось мыслью: «Я не пойду в магазин. Мне не нужны 100 сомов».
Я сейчас это говорю и понимаю, что мне действительно было сложно. Сложно социализироваться. Как будто бы стыдно заказать такси, пиццу. Это кажется легко. Как об этом вообще можно думать, да? Но у меня даже такое было.
Я сейчас это говорю и понимаю, что мне действительно было сложно. Сложно социализироваться. Как будто бы стыдно заказать такси, пиццу. Это кажется легко. Как об этом вообще можно думать, да? Но у меня даже такое было.
Еще поступила на журналистику. Зачем? Думала, мне это как-то это поможет.
Как-то проходила практику на «Пятом канале». Нужно было взять комментарий или договориться о встрече. Рядом журналисты, операторы, а я выхожу в коридор и шёпотом: «Алло, здравствуйте, это Мини... хм... Министерство сельского... хозя...?... Можно?... Комментарий хотела по... Ну... ». Я могла замкнуть. Выходила, репетировала, звонила и потом заходила.
Мне сложно, мне тяжело. И с каждым разом я прорабатывала эти моменты.
Как-то проходила практику на «Пятом канале». Нужно было взять комментарий или договориться о встрече. Рядом журналисты, операторы, а я выхожу в коридор и шёпотом: «Алло, здравствуйте, это Мини... хм... Министерство сельского... хозя...?... Можно?... Комментарий хотела по... Ну... ». Я могла замкнуть. Выходила, репетировала, звонила и потом заходила.
Мне сложно, мне тяжело. И с каждым разом я прорабатывала эти моменты.
Папа говорил: «Вот тебе 100 сомов, купи мне газету, сдачу оставь себе». Тогда это же большие деньги, и я такая: «Блин, 100 сомов... У меня будет целых 100 сомов». Но нужно же выйти на улицу, купить эту «Комсомолку». И вот это столкновение внутри (медленно подводит сжатые кулаки лицом друг к другу) заканчивалось мыслью: «Я не пойду в магазин. Мне не нужны 100 сомов».
Я сейчас это говорю и понимаю, что мне действительно было сложно. Сложно социализироваться. Как будто бы стыдно заказать такси, пиццу. Это кажется легко. Как об этом вообще можно думать, да? Но у меня даже такое было.
Я сейчас это говорю и понимаю, что мне действительно было сложно. Сложно социализироваться. Как будто бы стыдно заказать такси, пиццу. Это кажется легко. Как об этом вообще можно думать, да? Но у меня даже такое было.
Еще поступила на журналистику. Зачем? Думала, мне это как-то это поможет.
Как-то проходила практику на «Пятом канале». Нужно было взять комментарий или договориться о встрече. Рядом журналисты, операторы, а я выхожу в коридор и шёпотом: «Алло, здравствуйте, это Мини... хм... Министерство сельского... хозя...?... Можно?... Комментарий хотела по... Ну... ». Я могла замкнуть. Выходила, репетировала, звонила и потом заходила.
Мне сложно, мне тяжело. И с каждым разом я прорабатывала эти моменты.
Как-то проходила практику на «Пятом канале». Нужно было взять комментарий или договориться о встрече. Рядом журналисты, операторы, а я выхожу в коридор и шёпотом: «Алло, здравствуйте, это Мини... хм... Министерство сельского... хозя...?... Можно?... Комментарий хотела по... Ну... ». Я могла замкнуть. Выходила, репетировала, звонила и потом заходила.
Мне сложно, мне тяжело. И с каждым разом я прорабатывала эти моменты.
Кафе «Единодушие»
Жибек пришла в «Тазалык» в 22 года свежей выпускницей университета. Выглядела на все 14.
— Меня не воспринимали. Тем более всерьёз: «Кайсы мектепте окуйсуң?», «Сени ким айтат пресс-секретарь деп?», «Работать хоть сможешь?». Я такая: «Ну, наверное, да... Постараюсь».
— Меня не воспринимали. Тем более всерьёз: «Кайсы мектепте окуйсуң?», «Сени ким айтат пресс-секретарь деп?», «Работать хоть сможешь?». Я такая: «Ну, наверное, да... Постараюсь».
«В какой школе учишься?», «Кто по тебе скажет, что пресс-секретарь?»
Что делать? Как делать? Первая работа. Инструкций к ней нет. Ничего непонятно. Жибек подступила к туману с простейшего подручного, создав присутствие «Тазалык» в соцсетях — то, что позже станет сценой её действий. Пустая страница сначала вызвала ступор — воспроизводить пресс-релизовый язык в духе канцелярских заклинаний не то, что не хотелось, оно не моглось.
На пороге первого же поста Жибек взялась за «освещение деятельности» как за личный дневник. Своими словами. Собственным языком. Так началось строительство «мостика» между службой и «простыми» горожанами — в обход төртбурчтуковой солидности, прямиком к живительным нервáм.
На пороге первого же поста Жибек взялась за «освещение деятельности» как за личный дневник. Своими словами. Собственным языком. Так началось строительство «мостика» между службой и «простыми» горожанами — в обход төртбурчтуковой солидности, прямиком к живительным нервáм.
— Поставить. Построить. Сделать. Доказать. Первые месяц-два ушли на это. Я что-то пишу в чат, меня 40 человек — мастера, начальники участков — игнорили. И только после нескольких благодарностей от жителей, которые получили фотоотчёты по своим жалобам — «Спасибо, Тазалык» приятно же звучит — поняли: а, ну вот, оказывается, можно всё-таки понравиться людям вот так.
Службу, которую все ненавидят, немножко-немножко начали узнавать с новой стороны.
Службу, которую все ненавидят, немножко-немножко начали узнавать с новой стороны.
Что делать? Как делать? Первая работа. Инструкций к ней нет. Ничего непонятно. Жибек подступила к туману с простейшего подручного, создав присутствие «Тазалык» в соцсетях — то, что позже станет сценой её действий. Пустая страница сначала вызвала ступор — воспроизводить пресс-релизовый язык в духе канцелярских заклинаний не то, что не хотелось, оно не моглось.
На пороге первого же поста Жибек взялась за «освещение деятельности» как за личный дневник. Своими словами. Собственным языком. Так началось строительство «мостика» между службой и «простыми» горожанами — в обход төртбурчтуковой солидности, прямиком к живительным нервáм.
На пороге первого же поста Жибек взялась за «освещение деятельности» как за личный дневник. Своими словами. Собственным языком. Так началось строительство «мостика» между службой и «простыми» горожанами — в обход төртбурчтуковой солидности, прямиком к живительным нервáм.
— Поставить. Построить. Сделать. Доказать. Первые месяц-два ушли на это. Я что-то пишу в чат, меня 40 человек — мастера, начальники участков — игнорили. И только после нескольких благодарностей от жителей, которые получили фотоотчёты по своим жалобам — «Спасибо, Тазалык» приятно же звучит — поняли: а, ну вот, оказывается, можно всё-таки понравиться людям вот так.
Службу, которую все ненавидят, немножко-немножко начали узнавать с новой стороны.
Службу, которую все ненавидят, немножко-немножко начали узнавать с новой стороны.
Квадратная
Төрт бурчтук — квадрат
Кхе-кхе... Но это было такое... Ко мне могли подойти в коридоре: «Э, не чатка ыргытып атасың? Мага эле личкага эметпейсиңби? Бат эле жасап коём». Это же всё лишний напряг, когда человек делает свою работу, а я такая: «Вот сюда вот нужно поехать прямо сейчас». Бригаду с линии снимать, куда-то отправлять. Это ему мешает.
«Ээ», — они вот так реагировали.
Рядом с нами была столовая «Ынтымак». И вот в голове у людей так: мы с тобой пошли там за жүз сом поели лагман, попили чай, посмеялись, мы выходим оттуда, и потом ты скидываешь в чат, что я что-то плохо сделал на участке. Пресс-секретарь был для них стукачём: ты меня выдала. Это постсоветское государство, наверное: мы же друзья, зачем говорить о плохом, будем только о хорошем. Они не понимали, что это нужно. Что это во благо всем нам. Что это для образа «Тазалыка».
Я говорю: стойте. Это же наша работа. Мы должны людям помогать. Они платят налоги, мы получаем за наши услуги. Почему мы должны что-то скрывать, на что-то закрывать глаза?
«Ээ», — они вот так реагировали.
Рядом с нами была столовая «Ынтымак». И вот в голове у людей так: мы с тобой пошли там за жүз сом поели лагман, попили чай, посмеялись, мы выходим оттуда, и потом ты скидываешь в чат, что я что-то плохо сделал на участке. Пресс-секретарь был для них стукачём: ты меня выдала. Это постсоветское государство, наверное: мы же друзья, зачем говорить о плохом, будем только о хорошем. Они не понимали, что это нужно. Что это во благо всем нам. Что это для образа «Тазалыка».
Я говорю: стойте. Это же наша работа. Мы должны людям помогать. Они платят налоги, мы получаем за наши услуги. Почему мы должны что-то скрывать, на что-то закрывать глаза?
Кхе-кхе... Но это было такое... Ко мне могли подойти в коридоре: «Э, не чатка ыргытып атасың? Мага эле личкага эметпейсиңби? Бат эле жасап коём». Это же всё лишний напряг, когда человек делает свою работу, а я такая: «Вот сюда вот нужно поехать прямо сейчас». Бригаду с линии снимать, куда-то отправлять. Это ему мешает.
«Ээ», — они вот так реагировали.
Рядом с нами была столовая «Ынтымак». И вот в голове у людей так: мы с тобой пошли там за жүз сом поели лагман, попили чай, посмеялись, мы выходим оттуда, и потом ты скидываешь в чат, что я что-то плохо сделал на участке. Пресс-секретарь был для них стукачём: ты меня выдала. Это постсоветское государство, наверное: мы же друзья, зачем говорить о плохом, будем только о хорошем. Они не понимали, что это нужно. Что это во благо всем нам. Что это для образа «Тазалыка».
Я говорю: стойте. Это же наша работа. Мы должны людям помогать. Они платят налоги, мы получаем за наши услуги. Почему мы должны что-то скрывать, на что-то закрывать глаза?
«Ээ», — они вот так реагировали.
Рядом с нами была столовая «Ынтымак». И вот в голове у людей так: мы с тобой пошли там за жүз сом поели лагман, попили чай, посмеялись, мы выходим оттуда, и потом ты скидываешь в чат, что я что-то плохо сделал на участке. Пресс-секретарь был для них стукачём: ты меня выдала. Это постсоветское государство, наверное: мы же друзья, зачем говорить о плохом, будем только о хорошем. Они не понимали, что это нужно. Что это во благо всем нам. Что это для образа «Тазалыка».
Я говорю: стойте. Это же наша работа. Мы должны людям помогать. Они платят налоги, мы получаем за наши услуги. Почему мы должны что-то скрывать, на что-то закрывать глаза?
«Чё ты в чат всё скидываешь? Можно же в личку это самое? Быстро сделаю»
Сто сомов
Всех вас ненавижу. Весь ваш мусор.
Всех вас ненавижу. Весь ваш мусор.
Директор предприятия первым в коллективе занял сторону Жибек, разглядев в ней вместо обманчивой маленькости колоссальное чутье. На специальном совещании любитель прямых высказываний Рыспек Сарпашев пообещал крепкие выговоры тем, кто будет исключать Жибек и продвигаемый ею метод обратной связи — работать по запросам горожан и показывать им это. В общем, «он всех наругал».
— Я помню этот момент. Я вышла с того собрания и почувствовала, знаешь, как в американских фильмах: против тебя все. Стою с двумя косичками, детским лицом. Во дворе разместились кучки: Первомайский район, Октябрьский, Свердловский (мы же бригадами работали).
Косяком смотрят на меня, вот так кулаки сжимаются (Жибек пародирует воздушную брутальность бархатной улыбкой) — блин, а там же в основном мужчины работают — и один подходит: «Сен эркек болсоң, эчак эле жыга чапмакмын!». У него ещё такая сросшаяся бровь (показывает на себе ынтымактуу единую линию).
Косяком смотрят на меня, вот так кулаки сжимаются (Жибек пародирует воздушную брутальность бархатной улыбкой) — блин, а там же в основном мужчины работают — и один подходит: «Сен эркек болсоң, эчак эле жыга чапмакмын!». У него ещё такая сросшаяся бровь (показывает на себе ынтымактуу единую линию).
Из чувства вины Жибек предложила альтернативу: подобный, но отдельный, «свой» чат без руководства, и так «мы подружимся». Хорошо? Хорошо! Тогда, осенью, в сезон ирригационных затопов обращения лили дожжём, а данное коллегами слово сдержано не было — ни одного устранения, критика в Интернете без реакции накаталась в ком давления. Работа Жибек слегла на нет, вслед повалилась она сама и заплакала — решила обидеться: «Всех вас ненавижу. Весь ваш мусор. Что хотите, то и делайте».
Спустя три дня отсутствия домой постучалась делегация участковых мастеров: «Что делаешь? Давай купим торт. Приходи на работу».
Спустя три дня отсутствия домой постучалась делегация участковых мастеров: «Что делаешь? Давай купим торт. Приходи на работу».
Из чувства вины Жибек предложила альтернативу: подобный, но отдельный, «свой» чат без руководства, и так «мы подружимся». Хорошо? Хорошо! Тогда, осенью, в сезон ирригационных затопов обращения лили дожжём, а данное коллегами слово сдержано не было — ни одного устранения, критика в Интернете без реакции накаталась в ком давления. Работа Жибек слегла на нет, вслед повалилась она сама и заплакала — решила обидеться: «Всех вас ненавижу. Весь ваш мусор. Что хотите, то и делайте».
Спустя три дня отсутствия домой постучалась делегация участковых мастеров: «Что делаешь? Давай купим торт. Приходи на работу».
Спустя три дня отсутствия домой постучалась делегация участковых мастеров: «Что делаешь? Давай купим торт. Приходи на работу».
Одна из кампаний Жибек для «Тазалык» — фотосессия с сотрудниками службы. Как и большинство из них, она случилась почти без финансов, путём бартеров.
— Мы через это проходили. А потом это стало отработанной схемой: скидываю жалобу — рабочие исправляют — фотографируют — отправляют мне — я пересылаю жителям — благодарю за обращение. Цепочка завершается, я пишу в чат: «Лучшие!», и всё — дальше пошли работать.
Со временем в оперативности мы уже били свои рекорды. За 8 минут справлялись (начинали с 2 часов). Это же доехать ещё нужно до точки. Кто рядом оказался — даже если у него сейчас задача другая — берётся, а его подменяет другой. И чем больше мы реагировали, тем больше было обращений. Потому что люди знали, что мы исполним это. Тогда почти вся лента была в нас.
Так у меня появилась команда. Как семья. Все поддерживали. Главное, что меня поняли. Руководитель такой попался — заступался. Позже мне стало легче.
То есть, я знала: то, что я придумала — мы это всё равно воплотим. Это выстрелит. Это надо делать. И мы делали.
Со временем в оперативности мы уже били свои рекорды. За 8 минут справлялись (начинали с 2 часов). Это же доехать ещё нужно до точки. Кто рядом оказался — даже если у него сейчас задача другая — берётся, а его подменяет другой. И чем больше мы реагировали, тем больше было обращений. Потому что люди знали, что мы исполним это. Тогда почти вся лента была в нас.
Так у меня появилась команда. Как семья. Все поддерживали. Главное, что меня поняли. Руководитель такой попался — заступался. Позже мне стало легче.
То есть, я знала: то, что я придумала — мы это всё равно воплотим. Это выстрелит. Это надо делать. И мы делали.
— Мы через это проходили. А потом это стало отработанной схемой: скидываю жалобу — рабочие исправляют — фотографируют — отправляют мне — я пересылаю жителям — благодарю за обращение. Цепочка завершается, я пишу в чат: «Лучшие!», и всё — дальше пошли работать.
Со временем в оперативности мы уже били свои рекорды. За 8 минут справлялись (начинали с 2 часов). Это же доехать ещё нужно до точки. Кто рядом оказался — даже если у него сейчас задача другая — берётся, а его подменяет другой. И чем больше мы реагировали, тем больше было обращений. Потому что люди знали, что мы исполним это. Тогда почти вся лента была в нас.
Так у меня появилась команда. Как семья. Все поддерживали. Главное, что меня поняли. Руководитель такой попался — заступался. Позже мне стало легче.
То есть, я знала: то, что я придумала — мы это всё равно воплотим. Это выстрелит. Это надо делать. И мы делали.
Со временем в оперативности мы уже били свои рекорды. За 8 минут справлялись (начинали с 2 часов). Это же доехать ещё нужно до точки. Кто рядом оказался — даже если у него сейчас задача другая — берётся, а его подменяет другой. И чем больше мы реагировали, тем больше было обращений. Потому что люди знали, что мы исполним это. Тогда почти вся лента была в нас.
Так у меня появилась команда. Как семья. Все поддерживали. Главное, что меня поняли. Руководитель такой попался — заступался. Позже мне стало легче.
То есть, я знала: то, что я придумала — мы это всё равно воплотим. Это выстрелит. Это надо делать. И мы делали.
«Будь ты мужиком, я бы давно тебе заехал!»
Единодушную
разыскивается медведь
разыскивается медведь
Пройдя собственную арку трудового притирания, которая для многих на госслужбе становится порогом стирания (личного, а, значит, и творческого), Жибек не только не стала в голове чиновницей, но и нащупала параллельный шаг — драматургическую необходимость. Для завоевания информационного поля «Тазалык» не мог оставаться чистым (плоским), стоило выставлять и «мусор», чтобы получить объем. То есть, сделать службу одушевлённой.
— Если мы создаём образ только через жалобы жителей, то это же немножко негатив? А когда эмоции варьируешь... То есть, сначала мы сделали из листьев сердечко — это было мило. Потом обработали обращение — это был восторг. Затем показываем, что на дворника накричали, что-то неприятное сказали, или весь арык забит мусором — не в нас же дело — это было сочувствие. То есть, комбо. Двигаться не в одном направлении. И нужно было всё это регулировать и контролировать.
Я поняла это потом — эмоции людей нужно смешивать. Тогда служба становится как близкая подруга или друг, у которой есть и проблемы, которой можно и поплакаться, и где-то её пожалеть. Это про жизнь.
Я чувствую людей. У меня есть такое. Я вижу, что им хочется. И я уже знала наперёд, когда прошло время: сейчас сделаю вот это — у жителей будет такая реакция.
Я чувствую людей. У меня есть такое. Я вижу, что им хочется. И я уже знала наперёд, когда прошло время: сейчас сделаю вот это — у жителей будет такая реакция.
Я поняла это потом — эмоции людей нужно смешивать. Тогда служба становится как близкая подруга или друг, у которой есть и проблемы, которой можно и поплакаться, и где-то её пожалеть. Это про жизнь.
Я чувствую людей. У меня есть такое. Я вижу, что им хочется. И я уже знала наперёд, когда прошло время: сейчас сделаю вот это — у жителей будет такая реакция.
Я чувствую людей. У меня есть такое. Я вижу, что им хочется. И я уже знала наперёд, когда прошло время: сейчас сделаю вот это — у жителей будет такая реакция.
Умение воздействовать на чувства, режиссировать их интуитивно устроенным способом и, главное, развернуть формальную структуру «Тазалыка» в целый театр (то, у чего есть зрители; или, скажем, комментаторы) позволило Жибек наполнять внешний мир своим содержанием — ребёнком, свободнейшим из художников — и тем самым становиться самой собой.
Вольное проявление себя вызвало на свет другого ребёнка. Покинутому и серьёзному обществу больше всего жаждется, как прояснила Жибек на глазах у всех, чтобы с ним дружили. Хотели дружить.
Вольное проявление себя вызвало на свет другого ребёнка. Покинутому и серьёзному обществу больше всего жаждется, как прояснила Жибек на глазах у всех, чтобы с ним дружили. Хотели дружить.
Как будто бы мы — дети, которых забыли.
Как будто бы мы — дети, которых забыли.
— Был плюшевый медведь. Мне его подарил папин друг. Он лежал просто в сарайчике. И я думаю: может быть... этот... я его поставлю под ёлку на площади? Я знаю, что его обязательно украдут. Потому что у нас любят что-то там урвать. Если я его положу туда — это будет, раз, мило. Если его украдут — это будет, два, конфликт. Нам будут сочувствовать и говорить: вот, зачем вы украли мишку, она же положила с добрыми намерениями? Когда начнут искать, это уже будет, три, повод.
Дальше... Дальше я не знала, что всё это настолько разрастётся. Дети начали приходить и класть своих мишек взамен того, которого мы потеряли. А милиционеры вечером заносили их к себе в палатку, чтобы их вновь не украли. Это уже снова мило. То есть, начинаешь от «мило», через конфликт все вместе кого-то ищут и возвращаются к началу уже другими.
— Был плюшевый медведь. Мне его подарил папин друг. Он лежал просто в сарайчике. И я думаю: может быть... этот... я его поставлю под ёлку на площади? Я знаю, что его обязательно украдут. Потому что у нас любят что-то там урвать. Если я его положу туда — это будет, раз, мило. Если его украдут — это будет, два, конфликт. Нам будут сочувствовать и говорить: вот, зачем вы украли мишку, она же положила с добрыми намерениями? Когда начнут искать, это уже будет, три, повод.
Дальше... Дальше я не знала, что всё это настолько разрастётся. Дети начали приходить и класть своих мишек взамен того, которого мы потеряли. А милиционеры вечером заносили их к себе в палатку, чтобы их вновь не украли. Это уже снова мило. То есть, начинаешь от «мило», через конфликт все вместе кого-то ищут и возвращаются к началу уже другими.
А чтобы это ещё больше зацепило, там была записка: «Если ты ничего не можешь лучше, то не ломай то, что было уже построено». На двух языках написала. Закрепила мишке за свитер, заранее зафотографировала мишку дома, мишку на площади. Поставила. Всё — на следующий день его украли
А чтобы это ещё больше зацепило, там была записка: «Если ты ничего не можешь лучше, то не ломай то, что было уже построено». На двух языках написала. Закрепила мишке за свитер, заранее зафотографировала мишку дома, мишку на площади. Поставила. Всё — на следующий день его украли.
Появился пост, и это вызвало такой общественный резонанс. Мне звонит подполковник или полковник милиции по Первомайскому району и говорит: «Здравствуйте, Жибек Каракеева! Вы потеряли медведя своего, да? Нам сказали его найти. Вы должны написать заявление». Вы серьёзно? Почему я должна в РОВД ехать? Говорю: если надо, приезжайте сами.
Приехал милиционер, стоял у нас в коридоре с папочкой. И мама — она же вся у меня такая эмоциональная: «Ой, у меня доченька никогда ничего плохого не делала, она вот и училась хорошо, и дорогу правильно переходила, и это...». Думаю: что за трэш вообще?
Приехал милиционер, стоял у нас в коридоре с папочкой. И мама — она же вся у меня такая эмоциональная: «Ой, у меня доченька никогда ничего плохого не делала, она вот и училась хорошо, и дорогу правильно переходила, и это...». Думаю: что за трэш вообще?
Пишу: «Я, Каракеева Жибек, положила медведя. Плюшевого. Такого-то числа. На площади "Ала-Тоо" под ёлку. Он для меня ценности не несёт. Претензий не имею. Прошу поиски прекратить. Точка». Расписываюсь. Ставлю дату. Всё, дело закрыли. Ну, прикольно.
Я это не рассказывала, но сейчас же уже можно? Столько прошло.
Я это не рассказывала, но сейчас же уже можно? Столько прошло.
Появился пост, и это вызвало такой общественный резонанс. Мне звонит подполковник или полковник милиции по Первомайскому району и говорит: «Здравствуйте, Жибек Каракеева! Вы потеряли медведя своего, да? Нам сказали его найти. Вы должны написать заявление». Вы серьёзно? Почему я должна в РОВД ехать? Говорю: если надо, приезжайте сами.
Приехал милиционер, стоял у нас в коридоре с папочкой. И мама — она же вся у меня такая эмоциональная: «Ой, у меня доченька никогда ничего плохого не делала, она вот и училась хорошо, и дорогу правильно переходила, и это...». Думаю: что за трэш вообще?
Приехал милиционер, стоял у нас в коридоре с папочкой. И мама — она же вся у меня такая эмоциональная: «Ой, у меня доченька никогда ничего плохого не делала, она вот и училась хорошо, и дорогу правильно переходила, и это...». Думаю: что за трэш вообще?
Пишу: «Я, Каракеева Жибек, положила медведя. Плюшевого. Такого-то числа. На площади "Ала-Тоо" под ёлку. Он для меня ценности не несёт. Претензий не имею. Прошу поиски прекратить. Точка». Расписываюсь. Ставлю дату. Всё, дело закрыли. Ну, прикольно.
Я это не рассказывала, но сейчас же уже можно? Столько прошло.
Я это не рассказывала, но сейчас же уже можно? Столько прошло.
Для пиарщиков это удобная стратегия, когда ты с людьми становишься ещё ближе. Вас что-то объединяет. Площадь. Главная ёлка страны. Общая наша история. А этот случай стал новогодней сказкой. Потерялся мишка. Детки объединились и принесли свои игрушки. Восстановили утерянное. Сами. И вся эта цельная история сложилась из одного медведя, который стоит 300 сомов.
Для пиарщиков это удобная стратегия, когда ты с людьми становишься ещё ближе. Вас что-то объединяет. Площадь. Главная ёлка страны. Общая наша история. А этот случай стал новогодней сказкой. Потерялся мишка. Детки объединились и принесли свои игрушки. Восстановили утерянное. Сами. И вся эта цельная история сложилась из одного медведя, который стоит 300 сомов.
вай-фай любви
вай-фай любви
Называя кого-то «эрке», обычно это чуть ли не вменяют в грех — балованная. Давайте будем поспорить с таким отношением — практика может вывернуться и по-другому. Неограниченная любовь, данная на единственно возможной малой родине — в детстве («Каяктан болосуң?») — крепчайшими корнями питает получателя без меры: всю жизнь, весь ствол.
Через него эта любовь множится, раздаётся как вай-фай во внешний мир, преломляя его в сторону исцеления. Приводит его в лад с собой самим и самим собой.
Этот эффект произвела Жибек. Кажется, всё-таки будучи в курсе всех его частей.
Этот эффект произвела Жибек. Кажется, всё-таки будучи в курсе всех его частей.
— Жибек, что самое важное для людей в Бишкеке?
— Внимание. У нас люди любят внимание. Как будто бы мы — дети, которых забыли. Как будто есть кто-то важный, и он о нас не думает. И мы уже тут сами объединяемся, хотим что-то сотворить, какую-то доброту в чём-то ищем. Но вот... (задумчиво стучит тем же указательным) какого-то уюта, любви, теплоты всем не хватает. Комплиментов, улыбки, добрых слов. Чтоб послушали. Вот этого всего.
— А что такое дом?
— Дом — это место, где тебя любят. Здесь меня любят: и дома, и в «Шестом», и в городе. Я выросла в абсолютной любви. Отец, мама баловали. Делали всё. Я не видела ничего плохого.
Ты мне сейчас принесла яблочко, я думаю: «Спасибо! Я тебе в следующий раз грушу куплю». Вот так же, да, всё? Вот так же всё устроено?
Забота. Обмен. Любовь. Мило.
Текст написан в сентябре 2023 года.
— Внимание. У нас люди любят внимание. Как будто бы мы — дети, которых забыли. Как будто есть кто-то важный, и он о нас не думает. И мы уже тут сами объединяемся, хотим что-то сотворить, какую-то доброту в чём-то ищем. Но вот... (задумчиво стучит тем же указательным) какого-то уюта, любви, теплоты всем не хватает. Комплиментов, улыбки, добрых слов. Чтоб послушали. Вот этого всего.
— А что такое дом?
— Дом — это место, где тебя любят. Здесь меня любят: и дома, и в «Шестом», и в городе. Я выросла в абсолютной любви. Отец, мама баловали. Делали всё. Я не видела ничего плохого.
Ты мне сейчас принесла яблочко, я думаю: «Спасибо! Я тебе в следующий раз грушу куплю». Вот так же, да, всё? Вот так же всё устроено?
Забота. Обмен. Любовь. Мило.
Текст написан в сентябре 2023 года.
— Жибек, что самое важное для людей в Бишкеке?
— Внимание. У нас люди любят внимание. Как будто бы мы — дети, которых забыли. Как будто есть кто-то важный, и он о нас не думает. И мы уже тут сами объединяемся, хотим что-то сотворить, какую-то доброту в чём-то ищем. Но вот... (задумчиво стучит тем же указательным) какого-то уюта, любви, теплоты всем не хватает. Комплиментов, улыбки, добрых слов. Чтоб послушали. Вот этого всего.
— А что такое дом?
— Дом — это место, где тебя любят. Здесь меня любят: и дома, и в «Шестом», и в городе. Я выросла в абсолютной любви. Отец, мама баловали. Делали всё. Я не видела ничего плохого.
Ты мне сейчас принесла яблочко, я думаю: «Спасибо! Я тебе в следующий раз грушу куплю». Вот так же, да, всё? Вот так же всё устроено?
Забота. Обмен. Любовь. Мило.
Текст написан в сентябре 2023 года.
— Внимание. У нас люди любят внимание. Как будто бы мы — дети, которых забыли. Как будто есть кто-то важный, и он о нас не думает. И мы уже тут сами объединяемся, хотим что-то сотворить, какую-то доброту в чём-то ищем. Но вот... (задумчиво стучит тем же указательным) какого-то уюта, любви, теплоты всем не хватает. Комплиментов, улыбки, добрых слов. Чтоб послушали. Вот этого всего.
— А что такое дом?
— Дом — это место, где тебя любят. Здесь меня любят: и дома, и в «Шестом», и в городе. Я выросла в абсолютной любви. Отец, мама баловали. Делали всё. Я не видела ничего плохого.
Ты мне сейчас принесла яблочко, я думаю: «Спасибо! Я тебе в следующий раз грушу куплю». Вот так же, да, всё? Вот так же всё устроено?
Забота. Обмен. Любовь. Мило.
Текст написан в сентябре 2023 года.
«Откуда ты родом?»
Первый вопрос при знакомстве
Кем сделан «Кадам»:
Текст, вёрстка, концепция — Рахат Асангулова
Идея, менеджмент, продюсирование — Айнура Сагын
Портрет-инсталляция — Дмитрий Петровский
Видео и фото — Баястан Сабыров
Проект «Кадам» был реализован при поддержке компании «Шоро»
© «Кадам», 2024. Бишкек, Кыргызстан. Любое использование либо копирование концепции, текстовых, фото и видеоматериалов, элементов дизайна и оформления допускается лишь с разрешения правообладателя и только со ссылкой на источник: https://kadam.to/zhibekarakeeva/ru
Текст, вёрстка, концепция — Рахат Асангулова
Идея, менеджмент, продюсирование — Айнура Сагын
Портрет-инсталляция — Дмитрий Петровский
Видео и фото — Баястан Сабыров
Проект «Кадам» был реализован при поддержке компании «Шоро»
© «Кадам», 2024. Бишкек, Кыргызстан. Любое использование либо копирование концепции, текстовых, фото и видеоматериалов, элементов дизайна и оформления допускается лишь с разрешения правообладателя и только со ссылкой на источник: https://kadam.to/zhibekarakeeva/ru